Обитаемый остров: как уроженец Сахалина поработал в «нефтянке», пожил в Лондоне, но вернулся на родину, чтобы делать настойку
Уроженец Сахалина Виктор Саламатов завязал с успешной карьерой в Москве и Англии, вернулся на родину и запустил производство настойки из ягоды, которая водится только на дальневосточном острове. Клоповка, или красника, растет в идеальных экологических условиях в тайге на севере острова. Местные жители собирают ее, и затем она отправляется на завод в город Кашин, где по специальному рецепту на одном из старейших предприятий делают напиток и дальше поставляют в рестораны Москвы и Дальнего Востока. Ренат Давлетгильдеев отправился на Сахалин, встретился и поговорил с Виктором в рамках спецпроекта «Сноба» — о тех, кто рушит стереотипы и верит в российскую провинцию. Это первая серия цикла публикаций «Еду в село».
Уроженец Сахалина Виктор Саламатов завязал с успешной карьерой в Москве и Англии, вернулся на родину и запустил производство настойки из ягоды, которая водится только на дальневосточном острове. Клоповка, или красника, растет в идеальных экологических условиях в тайге на севере острова. Местные жители собирают ее, и затем она отправляется на завод в город Кашин, где по специальному рецепту на одном из старейших предприятий делают напиток и дальше поставляют в рестораны Москвы и Дальнего Востока. Ренат Давлетгильдеев отправился на Сахалин, встретился и поговорил с Виктором в рамках спецпроекта «Сноба» — о тех, кто рушит стереотипы и верит в российскую провинцию. Это первая серия цикла публикаций «Еду в село».
Бухта Тихая. Сахалин. Вот уж точно край земли. Бурная, но мелкая горная речка лихо мчится в Охотское море. Навстречу течению, толпясь и сталкиваясь головами и плавниками, стремится в пресную воду на нерест кета. Голубоглазые рыбаки прямо тут, на белом песке развели костры и готовят себе на обед уху — пара картофелин да рыбина, мгновение назад ее вытащил из воды голыми руками юный пацан, рыбацкий сын. Угощают и меня этим обжигающим нёбо варевом.
Хлюпая супом, щурясь от солнца, от лучей которого в единый белый сливаются полоски пляжа и моря в барашках до самого горизонта, я и познакомился с Виктором. Похожий на доброго викинга, он зашел, улыбаясь, в палатку и вынул из объемной сумки-холодильника ледяную бутылку неведомой настойки. «Интересно, почему на острове у многих местных глаза будто бирюза?» — подумал я.
Разговорились.
Витя родился на Сахалине. Уехал с острова в 2008-м. Учеба, семья, карьера — сперва в «нефтянке», потом в консалтинге. Жена, развод, другая жена. Стопка за стопкой. Слова за слово. Кислая, дикая ягода клоповка разливалась с каждым словом по нашим грудным клеткам своим терпким теплом, смело борясь с тихоокеанским ветром.
«Я уехал с острова 13 лет назад, в 2008 году, — начал свою историю Витя, явно соскучившись по новым знакомствам. — Сперва учился, затем была карьера. Но все время я думал про Сахалин. Знаешь, этот внутренний диалог с островом я вел всегда. Мечта сделать что-то интересное и значительное для родного края все время была у меня на подкорке».
Хлюпая супом, щурясь от солнца, от лучей которого в единый белый сливаются полоски пляжа и моря в барашках до самого горизонта, я и познакомился с Виктором. Похожий на доброго викинга, он зашел, улыбаясь, в палатку и вынул из объемной сумки-холодильника ледяную бутылку неведомой настойки. «Интересно, почему на острове у многих местных глаза будто бирюза?» — подумал я.
Разговорились.
Витя родился на Сахалине. Уехал с острова в 2008-м. Учеба, семья, карьера — сперва в «нефтянке», потом в консалтинге. Жена, развод, другая жена. Стопка за стопкой. Слова за слово. Кислая, дикая ягода клоповка разливалась с каждым словом по нашим грудным клеткам своим терпким теплом, смело борясь с тихоокеанским ветром.
«Я уехал с острова 13 лет назад, в 2008 году, — начал свою историю Витя, явно соскучившись по новым знакомствам. — Сперва учился, затем была карьера. Но все время я думал про Сахалин. Знаешь, этот внутренний диалог с островом я вел всегда. Мечта сделать что-то интересное и значительное для родного края все время была у меня на подкорке».
Карьера Вити быстро шла вверх, он перебрался из Москвы в Лондон, работая в BP. Говорит, что это был для него важный и интересный опыт — поработать в главном офисе крупнейшей мировой компании, рядом со всеми топами.
«В общем, сидим мы в августе с боссом в Лондоне, обсуждаем, что мне дальше делать. У меня тогда была такая должность-трамплин. После которой, доказав свой профессионализм, ты выбираешь любое направление, что ты действительно хочешь сделать в корпорации, понимая, как будешь управлять карьерой. Я тогда работал правой рукой босса, а он был вице-президентом компании и отвечал за всю Россию, Казахстан и проекты в Аргентине. И я осознал — да, круто, конечно, понять, как живут действительно большие чуваки, побыть в их башмаках и пожить в их шкуре. Но, чтобы быть успешным там, на Западе, в англосаксонской культуре, нужно все время конкурировать, тратить тонну личных ресурсов на то, чтобы просто быть успешным. И все равно у тебя есть потолок. Тогда я принял решение поработать над собой, получить еще знаний на Западе. И уехал в Америку учиться коучингу. Но вернулся. С четким пониманием того, что весь мой международный опыт и бэкграунд может быть полезен людям здесь, в России».
Виктор на пару минут скрылся в лесочке неподалеку, вернувшись, раскрыл ладонь, полную незнакомых ягод. Клоповка — эндемик Сахалина, как и сам остров, не похожая ни на что. Каждый год бордово-алым одеялом она покрывает островные леса. Собирать эту ягоду можно только вручную — вот местные и ходят с корзинами по самым «урожайным» местам, чтобы потом кисловато-терпкая клоповка превратилась в настойку.
«У нас была традиция — каждый год ходить в походы. И вот, наконец, мы отправились с друзьями на Сахалин. Я показал ребятам остров и вдруг как-то по-другому себя там почувствовал. Когда привозишь близких друзей к собственному месту силы, то и сам начинаешь иначе воспринимать свое прошлое, личную историю. Все это начало у меня внутри вариться — и через три года превратилось в настойку.
«Я много лет обожал ньюкаслский коричневый эль, и однажды наконец попал в сам город Ньюкасл. Захожу в лучший бар, говорю: "Мне, пожалуйста, коричневый эль". А на меня бармен смотрит и отвечает: "Что это?" Я ему: "В смысле? Это же известнейший эль!" Он говорит: "Я такой даже не знаю". Показываю фотографию пива, он лишь разводит руками: "Нет, ну, мы в банках его еще видели где-то, но уже давно его здесь не продают". И я тут же потерял лояльность к бренду, понял, что это все неправда. И что я должен сделать ровно наоборот».
Дарит бутылку и мне, которую тут же прячу в рюкзак. Неподалеку от нашей палатки — еще один проект Вити. Решаем прогуляться до него по пляжу.
Бухта Тихая, пожалуй, одно из самых живописных мест острова. Окруженная грядой рифов, спрятавшаяся между скал, она словно кусочек тишины и покоя там, где правят ветер и океан.
Мы доходим вдоль берега бухты до здания рыболовецкого стана, который построен много лет назад. Территория стана и сам покосившийся дом постепенно возвращают себе благородный вид силами небезразличных людей и волонтеров общественного природного парка «Мыс Тихий». В планах — перевести эти земли из промышленных в туристические, создать новый центр силы острова. Во дворе — скамейки из цельного дерева, старая рыбацкая лодка. На крыльце машет рукой жена Виктора с совсем еще маленьким сыном в руках.
Вместе с такими же влюбленными в остров святыми сумасшедшими группа из двадцати девяти жителей Сахалина взяла себе за мысом у бухты дальневосточный гектар. Гектар к гектару, волонтер к волонтеру — так и появился на острове первый общественный природный парк.
Виды вокруг, как часто бывает, закружили мысли в сторону поиска смыслов и культурных кодов. Заговорили об образе острова в искусстве, о понятии островного сознания, об острове как символе уединенности и отчуждения. «Вот, знаешь, что меня больше всего поразило, — говорю, уже мысля себя близким другом, Вите. — Этот водораздел не только физический, но и метафизический. Вот есть Россия, а есть мы. Это ощущение в каждом сахалинце по праву рождения присутствует? И частью какой культуры мыслит себя Сахалин и сахалинец?»
«Очень интересный для меня вопрос ты сейчас задаешь. Я немного отступлю в сторону. Я много где жил. Часто путешествовал. Был на Аляске, посмотрел всю Европу, и, ты знаешь, единственное место, которое у меня в душе отозвалось, — это Англия. Я там чувствовал себя как на Сахалине. Как дома. Думаю, потому что это остров. И более того, они очень похожи, в длину Англия и Сахалин отличаются на несколько километров всего. Я спрашивал себя: почему мне так классно здесь? Стал это анализировать и понял: виной всему островной менталитет. Это такой силы внутренний голос, который не замолкает. Остров в тебе никогда не перестает звучать. Даже если кажется, что ты бросил его, уехал, поменялся — это не так. Настанет день, когда ты поймешь — без него не получится существовать».
Витя подбросил на стареньком джипе до машины, которая привезла меня в бухту Тихая из Южно-Сахалинска. Прощаться не хотелось, условились непременно обняться в Москве. На прощание прошу ответить на самый последний, простой и немного дурацкий вопрос.
— Ты так долго бежал за мечтой, убегал от нее в другие страны, но вернулся, и вот она — руку протяни. А сейчас о чем ты мечтаешь? Осталось еще внутри тебя пространство для этой мечты?
— Хм. Ты знаешь, понятно, что я мечтаю про то, что будет развиваться бизнес, туризм, что это место будет притягивать все больше людей. Но у меня есть и мечта, чтобы сохранился мой Сахалин. Сахалин моего детства. Мы гуляли по дикому лесу там, где сейчас стоят рядами новостройки. Склоны, где мы катались на санках, превратились в городские муравейники. А ведь там был глухой лес. И я мечтаю о том, чтобы мы смогли нащупать баланс между сохранением природы и желанием человека сделать свою жизнь комфортной. Чтобы люди могли продолжать наслаждаться этой природой, но при этом с каким-то уважением к ней относились. Такая вот мечта. Ты пойми, я Сахалин люблю реально, у меня большая часть жизни связана с ним, это очень крутой край. Я в этом году, когда вернулся, едва приехал к бухте, как меня прямо накрыло. Я понял, что не только я скучал по Сахалину, но и Сахалин скучал по мне.
Данная статья вышла на портале snob.ru
Фотографии: Владимир Яроцкий
«В общем, сидим мы в августе с боссом в Лондоне, обсуждаем, что мне дальше делать. У меня тогда была такая должность-трамплин. После которой, доказав свой профессионализм, ты выбираешь любое направление, что ты действительно хочешь сделать в корпорации, понимая, как будешь управлять карьерой. Я тогда работал правой рукой босса, а он был вице-президентом компании и отвечал за всю Россию, Казахстан и проекты в Аргентине. И я осознал — да, круто, конечно, понять, как живут действительно большие чуваки, побыть в их башмаках и пожить в их шкуре. Но, чтобы быть успешным там, на Западе, в англосаксонской культуре, нужно все время конкурировать, тратить тонну личных ресурсов на то, чтобы просто быть успешным. И все равно у тебя есть потолок. Тогда я принял решение поработать над собой, получить еще знаний на Западе. И уехал в Америку учиться коучингу. Но вернулся. С четким пониманием того, что весь мой международный опыт и бэкграунд может быть полезен людям здесь, в России».
Виктор на пару минут скрылся в лесочке неподалеку, вернувшись, раскрыл ладонь, полную незнакомых ягод. Клоповка — эндемик Сахалина, как и сам остров, не похожая ни на что. Каждый год бордово-алым одеялом она покрывает островные леса. Собирать эту ягоду можно только вручную — вот местные и ходят с корзинами по самым «урожайным» местам, чтобы потом кисловато-терпкая клоповка превратилась в настойку.
«У нас была традиция — каждый год ходить в походы. И вот, наконец, мы отправились с друзьями на Сахалин. Я показал ребятам остров и вдруг как-то по-другому себя там почувствовал. Когда привозишь близких друзей к собственному месту силы, то и сам начинаешь иначе воспринимать свое прошлое, личную историю. Все это начало у меня внутри вариться — и через три года превратилось в настойку.
«Я много лет обожал ньюкаслский коричневый эль, и однажды наконец попал в сам город Ньюкасл. Захожу в лучший бар, говорю: "Мне, пожалуйста, коричневый эль". А на меня бармен смотрит и отвечает: "Что это?" Я ему: "В смысле? Это же известнейший эль!" Он говорит: "Я такой даже не знаю". Показываю фотографию пива, он лишь разводит руками: "Нет, ну, мы в банках его еще видели где-то, но уже давно его здесь не продают". И я тут же потерял лояльность к бренду, понял, что это все неправда. И что я должен сделать ровно наоборот».
Дарит бутылку и мне, которую тут же прячу в рюкзак. Неподалеку от нашей палатки — еще один проект Вити. Решаем прогуляться до него по пляжу.
Бухта Тихая, пожалуй, одно из самых живописных мест острова. Окруженная грядой рифов, спрятавшаяся между скал, она словно кусочек тишины и покоя там, где правят ветер и океан.
Мы доходим вдоль берега бухты до здания рыболовецкого стана, который построен много лет назад. Территория стана и сам покосившийся дом постепенно возвращают себе благородный вид силами небезразличных людей и волонтеров общественного природного парка «Мыс Тихий». В планах — перевести эти земли из промышленных в туристические, создать новый центр силы острова. Во дворе — скамейки из цельного дерева, старая рыбацкая лодка. На крыльце машет рукой жена Виктора с совсем еще маленьким сыном в руках.
Вместе с такими же влюбленными в остров святыми сумасшедшими группа из двадцати девяти жителей Сахалина взяла себе за мысом у бухты дальневосточный гектар. Гектар к гектару, волонтер к волонтеру — так и появился на острове первый общественный природный парк.
Виды вокруг, как часто бывает, закружили мысли в сторону поиска смыслов и культурных кодов. Заговорили об образе острова в искусстве, о понятии островного сознания, об острове как символе уединенности и отчуждения. «Вот, знаешь, что меня больше всего поразило, — говорю, уже мысля себя близким другом, Вите. — Этот водораздел не только физический, но и метафизический. Вот есть Россия, а есть мы. Это ощущение в каждом сахалинце по праву рождения присутствует? И частью какой культуры мыслит себя Сахалин и сахалинец?»
«Очень интересный для меня вопрос ты сейчас задаешь. Я немного отступлю в сторону. Я много где жил. Часто путешествовал. Был на Аляске, посмотрел всю Европу, и, ты знаешь, единственное место, которое у меня в душе отозвалось, — это Англия. Я там чувствовал себя как на Сахалине. Как дома. Думаю, потому что это остров. И более того, они очень похожи, в длину Англия и Сахалин отличаются на несколько километров всего. Я спрашивал себя: почему мне так классно здесь? Стал это анализировать и понял: виной всему островной менталитет. Это такой силы внутренний голос, который не замолкает. Остров в тебе никогда не перестает звучать. Даже если кажется, что ты бросил его, уехал, поменялся — это не так. Настанет день, когда ты поймешь — без него не получится существовать».
Витя подбросил на стареньком джипе до машины, которая привезла меня в бухту Тихая из Южно-Сахалинска. Прощаться не хотелось, условились непременно обняться в Москве. На прощание прошу ответить на самый последний, простой и немного дурацкий вопрос.
— Ты так долго бежал за мечтой, убегал от нее в другие страны, но вернулся, и вот она — руку протяни. А сейчас о чем ты мечтаешь? Осталось еще внутри тебя пространство для этой мечты?
— Хм. Ты знаешь, понятно, что я мечтаю про то, что будет развиваться бизнес, туризм, что это место будет притягивать все больше людей. Но у меня есть и мечта, чтобы сохранился мой Сахалин. Сахалин моего детства. Мы гуляли по дикому лесу там, где сейчас стоят рядами новостройки. Склоны, где мы катались на санках, превратились в городские муравейники. А ведь там был глухой лес. И я мечтаю о том, чтобы мы смогли нащупать баланс между сохранением природы и желанием человека сделать свою жизнь комфортной. Чтобы люди могли продолжать наслаждаться этой природой, но при этом с каким-то уважением к ней относились. Такая вот мечта. Ты пойми, я Сахалин люблю реально, у меня большая часть жизни связана с ним, это очень крутой край. Я в этом году, когда вернулся, едва приехал к бухте, как меня прямо накрыло. Я понял, что не только я скучал по Сахалину, но и Сахалин скучал по мне.
Данная статья вышла на портале snob.ru
Фотографии: Владимир Яроцкий